Пока я шла к нему, он подставил пальцы к лицу, делая вид, что они — воображаемая камера, и он делает несколько снимков, одними губами проговаривая: «Ты охерительно красивая».
Моника все это видела, но что было лучше всего, так это то, что Мэтту было все равно, видела она что-то или нет. Я не была уверена, существует ли она для Мэтта вообще. Как только я подошла к нему, Александр ударил Мэтта по спине.
— Она на самом деле талантлива, брат.
Глаза Мэтта расширились. Совершенно очевидно, он был шокирован. Может, потому, что это было напоминанием их братской любви, которая у них когда-то была, или потому, что Александр смотрел на меня как на приз.
— Да, талантливая, — подтвердил он, смотря на меня. — Теперь нам пора. — Мэтт взял меня за руку и потащил к двери, после чего обнял за плечи. — Спасибо, пап, спасибо, Регина. Обед был отличным. Сейчас же нам надо возвращаться на вэне к маме. — Наклоняясь, он поцеловал мое ухо и прошептал: — Хочу, чтобы ты была только моей.
Мы обернулись, прежде чем выйти из комнаты. Мэтт прокричал: «Счастливого Рождества!», и мы унеслись, оставляя позади гостиную, полную глазеющих людей.
— Что это было? — спросила я, когда мы выезжали на дорогу.
— Это я так заявлял им, что ты моя.
Я не могла перестать улыбаться.
Снова заиграли Sex Pistols. Мэтт сделал звук громче и начал имитировать движения Сида Вишеса, рассуждая об отдыхе под солнцем. Я улыбалась и смотрела в пассажирское окно, наблюдая за другой полосой шоссе с потоком машин, превращающимся в красноватое марево.
***
Следующие три дня мы провели у его мамы, исследуя улицы на мотоцикле Мэтта. В благотворительном магазине я обнаружила классную квадратную пряжку для ремня, сделанную из черного олова и с серой совой по центру. Чтобы купить ее, я заставила Мэтта дожидаться меня снаружи.
Когда я вышла за дверь магазина, то обнаружила Мэтта на парковке, он сидел на мотоцикле и был сексуальным как никогда. Руки скрещены на груди, на лице дерзкая ухмылка, глаза прищурены из-за солнца. Пока я направлялась к нему, порыв ветра сдувал мои волосы назад. Он поднял невидимый фотоаппарат и сделал снимок.
— Грейси, надеюсь, ты взяла мне ту пряжку с совой.
Я ударила его по плечу.
— Ты придурок. Зачем тебе понадобилось все портить?
— Поцелуй меня.
— Ты испортил сюрприз, — заныла я.
— ПОЦЕЛУЙ. МЕНЯ.
Рождественским утром мы все расселись вокруг елки Алеты и приступили к обмену подарками, в основном самодельными. Алета на ее новом гончарном круге сделала четыре красивые чашки и вручила их нам обоим.
— Ох, — отозвался Мэтт. — Они замечательные, мам. Спасибо.
Он отдал ей большую запакованную раму.
— Это от нас обоих. — Я с благодарностью сжала его руку. Он был в курсе, что я не могла купить что-то.
Алета распаковала ее и уставилась на то, что было обрамлено. Я не знала, на что она смотрела, так что поднялась и встала у нее за спиной. Увидев, наконец, что было в раме, я сглотнула и почувствовала подступающие слезы. Это был коллаж с нашими фото. На них было невозможно рассмотреть наши лица, но на всех фото были Мэтт и я: наши ноги, плечи, руки, волосы; на большинстве снимков мы касались один другого, или обнимались, или лениво лежали друг на друге. Где-то был слишком яркий свет, из-за чего виднелись лишь наши силуэты. Эта коллекция была захватывающей и доказывала невероятный талант Мэтта.
— Маттиас, — начала Алета едва дыша. — Сынок, эти фото потрясающие. И, Грейс, ты прекрасная и естественная модель. Я всегда буду хранить их.
Слезы, стекавшие по моим щекам, упали на плечи Алеты, и она обняла меня. Алета смотрела на меня с удивлением. Я покачала головой и отвернулась.
— Ты не видела, Грейс? — спросила она.
— Нет, — ответила я дрожащим голосом. — Это волшебно, Мэтт.
— Рад, что тебе нравится, потому что для тебя я сделал такой же, — рассмеялся он. — Твой коллаж ждет тебя в комнате. Я пробрался туда прямо перед нашим уходом.
Я запрыгнула к нему на колени и быстро поцеловала. Он притянул меня ближе.
— Я обожаю его. Спасибо.
Когда я отдала ему ремень, он стал изучать его.
— Глаза Грейси, — проговорил он, и я кивнула.
— Говорила же, он все поймет, — добавила Алета.
***
Вернувшись в Нью-Йорк в начале января, мы окунулись в обычную рутину. Мы исследовали город, ходили на занятия, вместе учились в общежитии, ну или, по крайней мере, пытались учиться. Мы не могли оторваться друг от друга. В те ночи, когда Мэтт работал в «ФотоХат», я репетировала с Тати.
Где-то через месяц Мэтт попросил меня встретиться с ним в комнате отдыха, намекнув, что хочет отвести меня в особенное место.
— Это вторая часть рождественского подарка, который я ждал, чтобы вручить тебе, — рассказал он мне с блеском в глазах, после чего схватил за руку и потащил из общежития.
Укутанные в пальто и шарфы, мы подошли к «Арленс Гросери», маленькому бару, где играли местные группы.
— Не смотри на вывески, — настоял он.
Мы пробирались через толпу к самой сцене. Мэтт расталкивал людей, отодвигая их в стороны, но мне все равно не удавалось увидеть хоть что-то за их спинами. Когда я наконец подняла взгляд, то посмотрела в глаза самому Джеффу Бакли, настраивавшему свою гитару.
Матерь. Господня.
Мы смотрели все выступление, стоя перед раскачивающейся толпой, находясь всего в трех шагах от моего любимого исполнителя на все времена. На краткий миг я поймала улыбку Джеффа, но затем он отвел взгляд и начал дергать свой никотиновый пластырь. Я оглянулась на Мэтта и проговорила одними губами:
— О. Мой. Бог. — Я знала, что находилась в присутствии великого человека.